Мать-одиночка

– Да, так и забеременела! С первого раза! От первого мужчины! – Весело крикнула Лариса. Редкие в поздний час пассажиры тревожно зашевелились на своих местах.

– Я, значит, у тебя второй? – усмехнулся Виктор.

– Второй-второй! А, я? Я, у тебя – вторая?

– Ну, блин, колдунья! Откуда узнала?!

– А то! – забористо ответила Лариса. – А знаешь, что говорят?

– Что?

– Между первой и второй – промежуток небольшой! – выпалила она и закатилась смехом.

Виктор, приближающийся к «ревущим сороковым» холостяк, подмигнул своей новой знакомой. Выпивка кончилась, мужская компания распалась. Скучая, он ехал домой. Пустой ноябрьский вечер. Внезапный флирт в полуночном автобусе казался ему подарком небес. Подсела девица. Спросила. Ответил. Пошло-поехало. «Молодая совсем. Студентка, что ли. Титек нет, зато фигура... Подстава, может? Типа... Муж-шахтер сегодня в ночную... – несмотря на выпитое, Виктор тщательно взвешивал ситуацию. – Не похоже... Мать-одиночка. Мужика хочет. Малого спихнула дедам, а сама – на съемки в поле».

К одиноким женщинам с детьми Виктор относился с опаской. Выражение «мать-одиночка» ассоциировалось в его сознании если не с тюрьмой, то по крайней мере, с потерей свободы. А свободой он дорожил, как ничем другим.

– Не знаю, как ты, а мне на следующей выходить, – Лариса сделала трагичное лицо. – Пора, мой друг, прощаться.

– Погоди, провожу... – Виктор неторопливо раскручивал игру в настоящего мужчину – встал первым, ткнул под ребра качавшегося в проходе пьяненького гражданина, на выходе подал Ларисе руку.

Они вышли на окраине города, там, где хозяйничали ночь и ветер, долго кружили в лабиринте заборов, старых пятиэтажек и лоскутных гаражей. Выйдя из пахнущего мочой лифта, Виктор последовал за Ларисой и остановился, как вкопанный, перед кучкой наркоманов, дремавших на лестничной клетке. Она обернулась и взяла его за руку.

– Не бойся. Иди за мной.

Их встретила толстая железная дверь.

– Вот и добрались. Входи, – Лариса зажгла в прихожей свет. Односпальная. Чисто. Уютно. Тепло. Виктор припомнил свою, большую и грязную квартиру.

– Ты тут посиди, а я скоро приду. О-кей?

– Доверяешь?

– Домушник ты наш, – Лариса укоризненно покачала головой, – что найдешь – бери. Дверь только захлопни. Чао!

М-да. История. В комнате, на стене – фото сурового мужчины, скорее всего, отца. Под занавеской в нише – детская кроватка. Виктор заглянул на кухню. «Так и живем, – от имени Ларисы охарактеризовал он обстановку. – Работаю бухгалтером, учусь. Заочно». Виктор расположился на кухне, полистал лежавшие там самоучитель английского языка, фискальные манускрипты, отложил книги в сторону и уставился в окно. В доме напротив гасли огни – люди ложились спать. Виктор зевнул и прикрыл ладонью глаза. Хлопнула дверь. Детское лопотание в прихожей он воспринял без энтузиазма. Вошла Лариса.

– Не сбежал еще? Смелый мужик попался... – она сделала паузу. – Смотри, так вышло. Подруге хотела оставить, а ее дома нет. Уйдешь?

– Я тебе не конек-ебунок, – огрызнулся Виктор. – Я человек свободный. Захочу – уйду. Чаю налей.

– О-кей, – бодро кивнула Лариса. – Я щас, уан секонд. Ты еще посиди. Чайник на подоконнике. Хелп йоселф.

Помешивая чай, Виктор слышал, как Лариса укладывает дочку. Та капризничала, не хотела идти в кровать. Наконец все стихло. Погас свет. На кухню вошла Лариса.

– Ну что, свободный человек? – одежда соскользнула с ее плеч, – Раньше начнем... раньше кончим.

Играя в нетерпеливую страсть, Виктор обхватил молодое тело, принялся целовать ее шею и грудь, хотя от выпитого вина его давно клонило в сон, а внутри чернильным пятном растекалась усталость. Лариса хотела иного. Она слегка надавила ему на плечи и Виктор легко подчинился, соскользнув вниз, в бездну феминистических грез.

– Словно доброй пчелки жало... – Лариса запрокинула голову и прогнулась в спине...

Из комнаты донеслось сопение, хныканье и, в конце концов – плач. Тяжелым усилием, Лариса сняла себя с острия наслаждений. Потерла плечи, вышла. Виктор сполоснул под краном лицо и сел на табурет. Прошло полчаса.

– Все у нас получится, – Лариса снова вошла на кухню. – Теперь проколов не будет.

– Ты что сделала?

– Что-что, – сердито прошептала Лариса. – Снотворное дала.

– Ты бы сама чего выпила, – посоветовал Виктор. – Кураж прошел, ты уж извини.

– Да что там, понимаю, – она сочувственно покачала головой, – я же вроде как и виновата. Издергался весь. Ладно, снимай штаны. Лечить будем.

– Продуешь? – Виктор почувствовал, как по его лицу растекается дурацкая улыбка.

– Смотри-ка, обрадовался, – проворчала Лариса. – Вечно вы на бедных женщинах отъезжаете. Продую, не переживай. Раздевайся сам. Тут тебе не Голливуд. – Виктор начал суетливо расстегивать брюки.

– А вообще-то, ветвистый ты наш... – Лариса задумчиво провела пальцем по Витиному корешку, – давай-ка, в душ – и в кровать. Феромоны пусть доярки нюхают.

Чертыхаясь, Виктор стянул остатки одежды и залез в ванну. Остаток ночи прошел без осложнений. Они старались, старались изо всех сил, сжимались в объятиях и разбивались на тысячи сколков, отражавших части единой для них пустоты, стонали, говорили, каждый о своем, невпопад, на мгновения замирали и взрывались снова, следуя старинному принципу сладострастия: «позволь ближнему то, что он хотел бы сделать тебе». Это продолжалось до тех пор, пока не иссякли их силы, а за окнами не забрезжил рассвет.

Виктор открыл глаза, припоминая, где он. Из-за шторки на середину комнаты вышла маленькая заспанная девочка и с любопытством уставилась на Виктора. Мужчина в маминой постели был для нее в диковинку.

– Ты кто?

– Я – Виктор. А ты?

– Я – Настя. А что ты тут делаешь?

– Я? Так, лежу...

– А где мама?

– Мама в туалете.

– Я тоже хочу в туалет. Дай мне горшок.

– А где он?

– Не знаю.

– И я не знаю. Мама придет – у нее и спроси.

Настя бросила на Виктора убийственный взгляд и порывисто скрылась за шторкой.

На остановку шли молча. Ни за какие богатства на свете Настя не хотела идти в ненавистный детсад. По дороге Виктор купил девочке мороженое. Буксировка продолжилась, но уже без крика. Ждали не долго.

При свете дня Виктор посмотрел на руки Ларисы. «У женщин всегда на руки гляди», – поучал его когда-то видавший виды бабник. – «Они тебе подмажутся, соврут, где надо, а руки-то, руки, точно скажут, с кем дело заимел». Судя по рукам, Ларисе должно было быть, как и Виктору, под сорок.

Подошел автобус. Лариса взяла девочку на руки и поднялась в салон.

– Заходи еще! – Настя помахала Виктору с маминого плеча рукой.

– Обязательно зайду! – фальшиво прогнусил он.

Лариса не обернулась. Рассчитавшись с водителем, она усадила девочку на сиденье и встала рядом. Виктор проводил автобус взглядом, потоптался на остановке и, случайным жестом, остановил такси.

– Ехать куда будем? – окрик мордоворота-таксиста вывел его из оцепенения. Виктор назвал свой домашний адрес, но передумал, таксист врубил джаз, и помчал его на работу.