– Ах, будь я слоном, нюхал был кокаин, – мечтал один нищий, на исходе лета. – Вот, иду я, скажем, по лесу – трах-бах! – сучья в стороны, вижу – поляна, на поляне – деляна, а на деляне – дюжина ящиков с отбор-р-нейшим порошком. Ха, а как иначе? Увидели меня и разбежались. Даже самолет заглушить не успели, машет пропеллером почем зря. На то я и слон. Подошел бы к одному ящику, о землю – шмяк! – хобот внутрь – дзинь! – швырк, швырк – готово дело! Заправился. Настороение клевое! Как мне хорошо! Подать сюда главный вентилятор! – Нищий зябко пощупал дырку на боку пиджака. – А потом, пошел бы гулять. Да чего там, понесся бы! Уши в трубочку, уши в бабочку, в скатку, веером, во всю прыть, в стреловидность обратную маха четыре, мать твою душу – пять! А как вышел заряд – опять на поляну-деляну, бегом, вприпрыжку, чтоб все туземцы – россыпью! К ящику скок-поскок и по новой – то в одну ноздрю... – нищий задумался, присутствуют ли в хоботе слона две ноздри или одна большая, – то в другую! – взвизгнул он, так как решил, что ноздри у слона две. Почему? А шут его знает... решил и все. У нищих свой закон. – Так вот... продолжилось бы мое увлекательное путешествие, – мечтал нищий. – Пришел бы я в аэропорт.. Ха-ха-ха! Встречайте! То есть, провожайте. Я – слон! Кличка у меня такая с детства. Хочу билет на дальний рейс, в Тора-Тора, на Гаваи, Сейшелы на худой конец! Первым, конечно, классом! На что я купец?! Ну, это уж ваши проблемы – мне и хобот вытянуть и ноги разложить. Что это? Так, ерунда. Кокаин. Угощайтесь все! Нюхайте! Эй, ты в фуражке! Чего стоишь? Налетай! Ребят зови! Чего добру пропадать? Вы ведь меня с одиннадцатью с половиной ящиками кокаина в самолет не пустите.. знаю я вашу казенную масть. Всех, всю таможню! И собачек, собачушек не забудьте чутких. Им тоже надо нюхнуть. Они вам за это споют и спляшут. Вы ведь, окаянные, сами не живете и другим не даете. Так хоть раз попробуйте. Кокс, он ведь не ломает. Только душевные муки, тоску по блеску, по чистоте, по воле, эх... – нищий отхлебнул из воображаемой фляжки, словно от речей пересохло, хотя думал и кричал – все про себя. – Знатная бы вечеринка вышла. А вот не жаль. Никогда жадным не был... Все равно вам за слоном не угнаться, с куцыми-то носами. А вот я, эх, распрямись трехметровый, двухпросветный, как нюхну, как пожар в гудок пущу, так два кило как не бывало! Куда вам до меня, бледноухие. – Потом нищий стал представлять, как его слон надевает противогаз, все по Фрейду. В шланг засунет или в колечко скрутит? И понял, что противогаз слону надеть нельзя – для этого руки нужны, а их у слона нет. Тогда он представил слона с руками, большими и мозолистыми, стоят в болотной жиже, на левой часы... «Blancpain»? А ты как думал? Настоящие. Слон-то этот, видать, левша. – Нищий представил, как рукастый слон жмет людям руки, путается, и подает иногда хобот. Это его рассмешило, он почесал икру и подумал о ночлеге. – А вот приходит такой разбитной слон, противогаз на боку, скажем, к женщине... – нищий нетерпеливо заерзал на костлявом заду, чтобы получше разглядеть, что случилось дальше, с женщиной и слоном, – приходит он и говорит... здэ-эравствуй, ненаглядная... с какого конца начнем? – Нищий внезапно захохотал, и полуночный прохожий, не оглянувшись, прибавил шагу. – А она и ему и говорит... – Нищий нащупывал в разбитом мозгу подходящий ответ, но не находил, и вдруг помрачнел, когда в доме напротив зажгли свет. – А она ему говорит... говорит.. – он словно прочел из книги, – Говорит... «ты меня в свои дела не путай»! – и представил, как аккуратная Ниночка – жена обо всем знала, но тогда ей сподручней было молчать – расстилает хозяевам постель. И кто нынче в нее? Эх, бабы, бабы... с них все и началось.. да какая разница, с чего? Много денег – много баб. Одна баба – нету денег, так всегда...
Нищий встал со ступенек, обернулся и с ненавистью поглядел на фасад дома, который когда-то принадлежал ему. Весь. И другой дом. И бани на углу. И, на Северо-Западе, склады и... Сожрали все, гады, его сожрали, обложили, как собаки медведя, а охотнички, охотнички-то палили издалека... а потом и Главный приехал. На освежевание. И из столицы короедов присылали, чтоб проконтролировали. Кое-как, через дурку от тюрьмы... в подвалы, в бега... документики чьи-то подобрал, подправил... и до сумы... Да, вернулся. А куда? Здесь хоть обстановка известна, кто-чего. Ну, изменился, шапочка вязаная, грязный, борода... типа не узнают. Как же. Еще как узнают. Только морды воротят. Ну и пусть. Лишь бы не трогали. А были времена... Помнится, для одной весь цветочный ряд скупил... а с Колей, на изюбря... шалуны! – Нищий забыл о хоботе и вспомнил об охотничьем ружье в гостиной, дорогом бельгийском ружье, кособоко спустился с лестницы и, не глядя по сторонам, пересек проспект.
Светофоры моргали желтым: «Будь осторожен! Осторожен!» Осторожен? Он презрительно скривил губы. А вот, вам всем! Как жил, так и умру – с треском! – показал он неприличный жест, бухнув кулаком по внутренности сгиба локтя. Что-то брякнуло. Нищий прислушался, замер, гордо и осторожно извлек из потайного браслет, приладил на кисть, полюбовался, перевернув тылом. Он. Его сиятельство «Blancpain». Из прошлой жизни. Надо же, как в воду глядел: пустая боль – и больше ничего. А может, больше и не надо? Сто тыщ зеленых, даже если по дешевке – как с куста. Хоть в Париже, хоть в Бомбее, хоть в Москве. Все, что сохранил. Надежда, пропуск в рай, в будущую светлую, да на новой земле. Веское доказательство того, что он и в правду слон или, во всяком случае, был им, а не просто сошел с ума.
