Расскажу я вам, милые кенгуряточки, сказку. Давно это было, ох, давно! Никто тех времен не помнит. Я и то забывать стал. А началось все так: Господь сотворил мир, земля же оставалась пустынной и безвидной... Но вскоре разлились воды, твердь покрылась плесенью, а потом – зеленью, где и размножились разнообразные твари, преогромных, заметьте, размеров. Земля была молодой – горячей! – а потому стихийные бедствия и катаклизмы случались чуть ли не каждый день, стройные мои гиппопотамчики. Грохотали вулканы, на поверхность выплескивалась лава, а с небес падали вулканические бомбы и сбитые ими птеродактили. Материки пузырились, разламывались и уплывали, попыхивая вулканами, невесть куда. Моря сливались в океаны, в них прорезались глубокие впадины, а подводные горы появлялись на поверхности в виде архипелагов и островов. Ну, а больше всех в этом бедламе расплодились огромные ящеры – дайнозиверы.
Сами понимаете, жизнь в те времена была не сахар: целый день приходилось рыскать в поисках пищи и смотреть в оба, чтобы самому этой пищей не стать. Так вот, большую часть дайнозиверов составляли травоядные, а меньшую – плотоядные.
Травоядные пробивались растительной пищей, жили недолго, умирали бесславно. Порой собирались они в стада, намереваясь дать отпор хищникам. Но всякий раз, завидев живоглота, с воплями бросались врассыпную, и страшная участь настигала нерасторопного. После, они опять сходились вместе – помянуть усопшего и посетовать на свою беспомощность.
Плотоядные кушали травоядных, были дурно воспитаны и страдали от изнурения желудка. Дружбы меж собой они особо не водили и собирались вместе, разве что скоротать время – перекинуться в кости какого-нибудь травоядного – или устроить охоту. Когда встречались знакомые, они говорили не «Как поживаете?», а «Как выживаете?» и норовили вцепиться друг другу в глотку.
Нравы были распущены, семьи не существовало: особи спаривались и разбегались в разные стороны. Случалось, после брачных игр один партнер пожирал другого. Вылупившись из яйца, маленькие дайнозиверики сразу вступали в борьбу за существование. Родственные связи были явлением опять-таки призрачным: нередко отожравшиеся мордовороты-сынки загоняли дряхлого папашу в угол, где и поедали его без всяких приправ и угрызений совести. Словом, жизнь в те времена была мимолетна, коротка и обрывалась в лучшие годы, сладкие мои выхухольчики. А вот и сказка.
Однажды хищному дайнозиверу по имени Челюсть захотелось сэндвичей с икрой, и он отправился на Большую океанскую отмель, куда приплывали на нерест морские черепахи. Челюсть относился к роду тиранозавров и очень этим гордился. Он ходил на задних лапах, имел огромный, утыканный шипами хвост и страшную, как циркулярная пила, пасть. Челюсть быстро бегал, умело прятался, подстерегая добычу, а при случае, чтобы одурачить жертву, мог прикинуться этаким травоядным простаком.
Черепахи, откладывающие на берегу яйца, были для него легкой добычей. Набив живот, Челюсть решил вздремнуть и направился в свою огромную, заваленную костями и пометом пещеру, сожрал по дороге еще пару мелких ящеров и, окончательно отяжелев, побрел вдоль берега, бормоча что-то себе под нос.
Дело в том, что, будучи сытым, Челюсть охотно предавался размышлениям, полагая, что от этого в его мозгу прорежется пара-другая извилин. В тот день, после сытного обеда, его мысли текли как никогда абстрактно и широко.
«Вот, к примеру, – представлял Челюсть, выковыривая из зубов чей-то позвоночник, – если все дайнозиверы вдруг станут хищными, придется им жрать друг друга до тех пор, пока на свете не останется один, самый сильный, самый злобный дайнозивер. Но ему, – продолжал он, – придется сдохнуть от голода или, чего доброго, переделаться в травоядного и питаться цветочной пыльцой! Хе–хе... – потешался Челюсть. – С другой стороны, если все дайнозиверы станут травоядными и есть друг друга не будут, – от этой мысли Челюсть даже поперхнулся, – то расплодится их великое множество, пожрут они всю ботву, станут дохнуть от голода и болезней, а в итоге – выдохнут все. Так что я этих зеленых ем не из куража, а по закону природы», – с удовлетворением заключил он.
Тут Челюсть заметил небольшого, рывшегося в земле зверька, подкрался поближе – а он это умел! – и стал наблюдать. Зверек – маленький, тощий, с острой усатой мордой, лакомился жуками. «Мелковат», – с сожалением подумал Челюсть, подобрал хвост и приготовился к прыжку. Вдруг, в его ноздрю залетела гигантская муха и он с грохотом чихнул. Зверек бросился наутек, но Челюсть играючи прижал его кончиком хвоста к земле и приблизил к нему свою жуткую морду.
– Как выживаете? – вежливо спросил он. – Не бойся, я сытый, мне поговорить охота. Кто такой? Почему не знаю?
– Млекопитающие мы, – доложил зверек.
– Ага, значит, млеком питаетесь. Хм-м. А зачем?
– Эволюция, ваше монстрейшество, – учтиво ответил усатый. – Приспосабливаемся к условиям окружающей среды.
– Ха, вот еще! – усмехнулся Челюсть, – плевать я хотел! Пусть эти условия ко мне приспосабливаются!
– Ну, вам виднее, – ответил зверек, – но приспосабливаться все-таки надо. Изменится, к примеру, погода, наступят холода. Что вы тогда, ящеры, делать будете?
– Холода? – удивился дайнозивер. – Это еще что такое?
– А то, – охотно пояснил усатый, – что ваше монстрейшество ощущает, когда утром выходит из пещеры. Прохлада вроде бы приятная, а руки-то ноги не гнутся.
– Да, – согласился ящер, – пожалуй, ты прав. Утром, когда нет Солнуха, кровь моя течет медленно и я не скор. А днем, когда светит Солнух, я быстр и ловок, кровь бегает во мне легко. Могу муху поймать – хоп! – вот муха, тебя могу поймать, хоп! – вот ты! Но когда Солнух уходит, я прячусь в пещеру, потому что кровь моя замедляется и меня могут сожрать мои друзья.
– В том-то и дело, – продолжил зверек. – Вас, ящеров, Солнух греет, а нам, млекопитающим, он не нужен. Внутри каждого из нас горит свой, маленький Солнух.
– Го! – оживился Челюсть. – Интересно посмотреть!
Млекопитающий тут же спохватился и поспешил сменить тему:
– А как вы, того... размножаетесь?
– Вот так и вот так, – показал Челюсть, как размножаются дайнозиверы, подняв при этом тучи песка.
– Зря вы яйца в песок зарываете, – заметил млекопитающий, – ненадежно это. Вот наши самки детенышей в утробе носят.
– А много ли тут вас живет? – хитро спросил Челюсть. В этом разговоре у него был свой интерес.
– Нет, пока не много, – признался зверек. – Существа мы мелкие, но стадные. Едим жуков, прячемся от хищников. Но придет время, и мы завоюем Землю! – пискнул он.
Услышав эти слова, Челюсть разразился диким хохотом.
– Ой, караул! Ой, уморил! – вопил он, суча лапами и катаясь по земле. – Завоеватель, ха-ха-ха! Гегемон, ху-ху-ху! Млекопитающий, хо-хо-хо! Усатый, хи-хи-хи!
Просмеявшись, Челюсть вскочил на ноги и огляделся – зверька и след простыл. Но ящера это ни чуть не огорчило. Он неплохо повеселился, вспомнил о еде и немедля отправился на охоту.
Шли годы. Континент, на котором обитал Челюсть, начал дрейфовать на Север, приближаясь к кромке Вечного Льда. Челюсть и другие ящеры недоумевали – что случилось с погодой? Почему дни короче, а ночи – длиннее? Почему леса вянут, а скалы покрываются плесенью? Прошло много тоскливых дней. Как-то раз, Челюсть вышел из пещеры. Был полдень, но солнце едва взошло над горизонтом. Он засунул передние лапы под мышки и побрел по лесам, но не встретил ни одного ящера. Заглянул на океанскую отмель – она была пуста. Черепахи уплыли на юг, в теплые моря.
Тогда Челюсть почувствовал, что уже не голоден и его потянуло в сон. Он зевнул, прилег на холодный песок и задремал. Подул ледяной ветер, тучи сгустились, и пошел снег, первый в этих краях снег – капельки воды, застывшие где-то там, в атмосфере. Но Челюсть об этом ничего не знал. Он засыпал все глубже и глубже. Ему снился приятный сон: он – маленький дайнозавренок, лежит в яйце. Скорлупу согревает солнце, а вокруг плавают вкусные сочные черепашки. А снег все шел и шел, покрывая континент, удивляя и пугая его обитателей. Стало тихо. Очень тихо.
Из-под засыпанного снегом листа вынырнул наш старый знакомый. Быстро оглянувшись, он потянулся, разгладил усы и побежал вперед. И не он один. Повсюду из-под снега выныривали похожие на него зверьки. Они тоже потягивались, поводили носом и устремлялись за вожаком. Их тени, как черные кинжалы, скользили по снегу, пока не смешались с наступившими сумерками. Иногда вожак останавливал бег, вставал на задние лапки, втягивал морозный воздух ноздрями, и громко пищал: «Время пришло! Наше время пришло!»
