Ненасытный читатель

Я считал его небылицей, выдумкой, наподобие Лохнесского чудовища или рогатого мексиканского зайца – джеколопа. Я проявлял беспечность, читая отрывки своего романа друзьям, искал признания и одобрения, не подозревая о том, что Он обо мне уже знает. Закончив рукопись «Духа Полкина», я понес ее в издательство. Историю о том, как примерный семьянин и мастер производственного обучения Полкин, устав от обыденности жизни, сам себя съел, превратился в бестелесного духа и отправился путешествовать по свету.

Через месяц редактор позвонил мне и велел забрать рукопись. «То, что вы написали, понятно вам и вашим друзьям, но не будет понятно Читателю», – строго сказал он. Я отложил все дела и засел за рукопись, дабы основательно ее переработать. Друзья и знакомые не видели меня месяцами. Ходили слухи, что я всерьез занялся литературой. Каждый день, я правил текст, пытаясь предугадать ход Его мыслей. Правка была завершена, но от прежней захватывающей истории не осталось и следа. В просторных объяснениях утонуло все: стиль, слог, сюжет. Я впал в отчаянье, порвал многомесячный труд, упаковал старую рукопись в папку и вышел из дома. Я решил, во что бы это ни стало, отыскать Его самого и прочесть Ему рукопись, не подозревая о том, что Он ненасытен. Да, я был беспечен...

Я брел наугад, менял направления, останавливался, закуривал и вновь продолжал путь. Казалось, никто в этом городе не знает о Нем. Проносились машины. Озабоченные люди бежали по улицам. Безразлично смотрели на меня хозяева книжных киосков и продавцы газет. Под вечер, ни с чем, я возвращался домой. Устав за день, я шел укоротить путь, свернул в проходную арку и… остолбенел. Передо мной выросла огромная темная фигура.

Это был Он! Высокого роста, стриженный наголо, одетый в полосатую, вышитую мелкой свастикой пижаму. Его узловатые пальцы сжимали рукоять ножа для разделки бумаги. Да, это был Он! – Эн Че – Ненасытный Читатель, чудовище-книгоед в человечьем обличии. Его ноздри за версту чуяли запах целлюлозы. Его зубы могли перемолоть любой картон. Его мозг питался свечением типографских красок.

– Почитать чего не найдется? – глухо прорычал он. Мои ноги примерзли к асфальту. Отчаянное молчание он расценил как вызов.

– Почитать что есть?! – злобно повторил он и, придвинулся ближе, пустил слюну и обнажил клыки. Инстинктивно я выставил перед собой папку с рукописью.

– Каляки-баляки... – умилился Эн Че, вырвал у меня из рук папку и положил ее на землю. Кровожадно мыча, он срезал тесемки и вынул листы. – Сиси-писи, каки-баки, ганы-баны, ини-яни, – вожделенно пробормотало чудовище, бегло перелистав рукопись. Целая буря эмоций промелькнула на его страшном лице.

Вернувшись к титульному листу, он приготовился читать. Я знал рукопись наизусть. Начиналась она так: «В маленьком тихом городке жил-был мастер Полкин, самый обыкновенный». В кошмарном сне, не мог я представить, что эта банальная фраза может поставить меня на край гибели.

«В маленьком тихом городке жил-был...» – прочитал Эн Че. Безобидные слова привели его в ярость. «В маленьком тихом городке жил-был... – заклекотал он, явно пародируя текст, – жил-был... мальчик с большим носом, которому однажды неслыханно повезло!» – чудовище теряло над собой контроль. «...мастер Полкин...», – с едва сдерживаемой злобой продолжил он. Эта фраза привела его в исступление.

– Мастер Полкин!!! – взревел он, поднимаясь на дыбы, – Азазелло, ком цу мир! Их либен Фауст?! Москва – третий Рим! Стивен Кинг, мать тя в душу! Кутак тебе в пятак! Жун де Серипар? Маркиз де Сод?!! Было! Уже было! Читал я все это! Чита-а-а-ал!! Уже читааааааалл!!! – бессвязно выл он, сатанея. Эн Че бросил рукопись на землю и, как горилла, заколотил кулачищами в грудь. Если раньше я мог хотя бы сравнивать его с человеком, то теперь передо мной стоял настоящий монстр. Глаза его вылезли из орбит, вокруг рта задвигались роговые крючья, язык почернел и раздвоился, кожа покрылась багровыми струпьями. Хромированный нож, нацеленный мне в темя, медленно пополз вверх, в темноту проходной арки. Бежать не имело смысла. Я взял себя в руки и спокойно ждал смерти. Вдруг я подумал, что чудовище не дочитало последних слов. Эта мысль вызвала у меня горькую усмешку. Да! Я нашел в себе силы усмехнуться!

Неожиданно, монстр остановился, опустил нож, пристально посмотрел мне в лицо и, словно прочитав мысли, приблизил к адским очам листок рукописи и прочел конец фразы: «...самый обыкновенный». Воцарилась тишина. «Самый... обыкновенный», – повторило чудовище с какой-то нелепой жалостью. «Самый обыкновенный», – снова произнес он, пошатнулся, сделал назад шаг, непонимающе оглянулся по сторонам и... захныкал! Затем он присел на корточки, отложил нож, бережно собрал разбросанные листы и прижал их к груди. «...самый, самый обыкновенный», – нежно прошептал он и прикрыл глаза. Блаженная улыбка растеклась по его лицу. Чудовищные черты исчезли, и я увидел маленького капризного ребенка.

Ко мне вернулось самообладание. Платком я вытер с лица пот, поправил галстук и решительно подошел к дитяте, дабы отнять рукопись. Но тот надул губы и лишь сильнее прижал к себе листы. Я решил не поднимать скандал, достал из кармана шоколадный батончик и протянул его малышу. Но вместо щенячьей радости мой жест встретил немое презрение. Я быстро исправил ошибку: спрятал шоколад и достал сигареты. Дитятя не спеша, со знанием дела закурил, достал ручку с золотым пером и что-то начеркал на углу титульного листа. Машинально я подхватил рукопись, рассыпался в благодарностях и побежал прочь. Стоял яркий оранжевый вечер. Я шел быстро, не оглядываясь, широко улыбаясь окружавшей меня жизни. Ничто и никто не казалось мне чужим. Ничто и никто не могли меня остановить. Не снижая скорости, я влетел в издательство, в кабинет редактора, начавшего, было, собирать портфель, и выложил рукопись на стол.

– Простите, но... – начал, было, он и замолчал. То, что случилось со мной сегодня, не оставляло ему никаких шансов. Моя улыбка, как рентгеновский лазер, могла прожечь любую броню. – Зайдите завтра, – кратко сказал он и придвинул рукопись. Я пошел в соседний парк, пил на скамейке шампанское, читал прохожим стихи и подарил милиционеру зажигалку. В общем, тогда меня напечатали.